Нет ума - считай, коллега !

В Ире текла капелька еврейской крови. Всего четверть, но её хватило: мордовские болота разомкнулись и выпустили её в Израиль. Дело осложняла предстоящая свадьба. Жених Иры — круглолицый светловолосый и вечно бодрый Ваня не влезал в талмудический закон никаким боком. В посольстве Израиля Ире намекнули, что проще уехать незамужней. Ваню не желали видеть в земле обетованной. До неё не добирались и более достойные люди — праотец Моисей вёл людей 40 лет, напрямую общался с Богом, но тоже не дошёл.

Разразился бурный скандал. Его слышал весь двор.
— Свадьбы не будет! — кричала Ира.
— Будет! — кричал Иван.
Звенели тарелки. Из окна на пятом этаже, где Ира жила с родителями, вылетел букет роз. Розы летели, как маленькие бомбардировщики. Они взрывались алым в сером небе.

Ира уехала. Как в хорошем кино, Ваня гнался за поездом на мотоцикле. «Вернись! — кричал он. — Я всё прощу!» Ира плакала. Её соседка по плацкарту смотрела на неё участливо: «Уезжаешь, деточка? Хочешь котлетку, заешь горе?» — и она достала из фольги румяную котлету. «Свиная?» — робко спросила Ира. «Ещё какая! Из такой вот жирной свинюшки», — и соседка показала руками, какая жирная свинюшка была. «Нельзя», — Ира отвернулась к стене и разрыдалась пуще прежнего. Наутро она сменила поезд на самолёт, увидела облака и море, почти увидела Бога — так высоко летел блестящий аппарат — и вечером приземлилась в аэропорту имени Бен-Гуриона. Земля обетованная дышала фиалками, перебродившими фруктами и разноголосицей — так пахла новая жизнь.
( Collapse )

Однажды вечерком Папа Римский решил пройти потайными римскими улочками и подышать летним воздухом. И вот идет он, степенно оглядывает окрестности, как вдруг видит маленького мальчика, курящего сигарету.
— Милый сын мой, — говорит Папа, — не слишком ли ты молод, чтобы курить?
— Да пошел ты, батя, нахуй! — говорит мальчик.
Папу чуть инфаркт не хватил:
— Ты что, мальчик, — говорит он. — Ты мне — Великому Понтифику, викарию Христову, главе Католической Церкви, наместнику Господа нашего на земле и Пастырю людскому говоришь "пошел нахуй"? ДА ПОШЕЛ ТЫ САМ НАХУЙ!

Подрались как то батюшка и свидетели Иеговы..
- И кто победил?
- Ясен хрен батюшка, кадило это вам не брошюрки...

Купили с мужем дом, начали ремонт делать. Свекровь обрадовалась, она любит ремонты. Хотя её помощи и не просили. Утром приезжаю с работы, а в нашем доме свекровь уже развела кипучую деятельность, раствор замесила, обои старые какие-то привезла зачем-то, стоит руки в боки и говорит - "вот здесь будет у вас мойка, а вот тут под детскую комнату переделаем, карнизы я договорилась у Маши какой-то там забрать, она новые купила, старые вам отдаст!" и дальше в том же духе. Я мягко говоря была ооочень неприятно удивлена таким её самоуправством, но говорить ей ничего не стала. Давайте, говорю, не сегодня. Я чёт приболела, все завтра, спасибо. А после говорю мужу - ты маме объясни как - нибудь помягче, что это НАШ дом, мы сами решим, где детская будет, где мойка. И обои выберем сами. Только говорю, найди слова, ты же знаешь свою маму лучше, а то если я начну говорить, ещё и обидится. Муж - хорошо, поговорю.

А на следующий день приезжаю домой - сидит мой дорогой, грустный такой. Я говорит, маму из дому выгнал. Зачем выгнал - то?! "Да я ей сказал - у себя ремонты делай какие хочешь, а к нам не лезь, да и Ольге (то есть мне) не нравиться, что ты тут командуешь". В общем свекровь обиделась, сказала что ноги её в нашем доме не будет, и чтобы б мы к ней не ходили больше никогда. И ушла, дверью хлопнула. Эх, говорю, дипломат ты,милый, хоть сейчас в МИД. А свекровь уже на завтра привезла нам молоко из деревни, как ни в чем ни бывало. Но с тех пор в наши дела вообще не лезет. Точно муж дипломат.
(с) сеть

К Вашей истории с гуманитаркой.
1996 или 1997 - точно не скажу.
На севере Москвы жил мой друг, известный, как Зырян. Приехал я к нему. Там было ещё один наш друг, Тухлый. Сели пить водку. Закусывали пельменями. Ночь наступила.
Звонок в дверь. Зырян вышел, поговорил минуту и возвращается к нам.
- Значит так. На седьмом этаже живёт баба одна. Лена. Короче, так. Она больше не бахается. Ей страшно, просит всем к ней в гости.
- Пусть сама сюда идёт, - говорю.
- Не может. Ей отец запретил уходить из дома.
Выходим - на лестничной клетке стоит девушка примерно лет 20-ти, с некоторой южной примесью, с кольцами в ушах и чёлкой на пол-лица. Идём к ней. Тухлый водку прихватил.
- Не, оставь, чувак, у меня есть, - говорит Лена.
У Лены на столе - три разные дорогие бутылки, и еду из холодильника принесла, нормальную закуску - колбасу, огурцы. Дом хорошо обставлен.
Выпили. Пришли две подружки - две сестры, тоже из этого дома.
Я спросил:
- Лена, ты что, одна живёшь?
- С мамашей.
- А где она?
- Да, - махнула рукой, - На блядки пошла.
- А папа?
- Папа в разводе.
- А чего ты боишься?
- Да, не знаю. Страхи разные, хуё-моё.
Забили, раскурились. Звонок в дверь.
Лена:
- Блять, пиздец, это отец!
Мы напряглись - но подойдя к двери, Лена успокоилась и впустила молодого незнакомого парня. Тот сделал приветственный жест, улыбнулся и сказал:
- Отдыхаете? Заебись! Я ща!
И ушёл в туалет.
- Это Дэн с четвёртого этажа.
Мы накатили по новой. Тухлый приобнял одну гостью, Зырян - другую, а я вёл светский разговор с хозяйкой.
- Ты бахалась, сестрица?
- А то.
- Дорог нет.
- Дорог нет? - Лена хихикнула, задрала юбку и вытянула ногу, и я сигарету выронил - внутренняя сторона бедра была исколота, но заживала.
- А как спрыгиваешь?
- Бухаю.
Пили наверное, час. Тухлый с Зыряном ушли ебать сестёр в спальню. Я пошёл в туалет, оказался заперт. Вернулся, объявил.
Лена подскочила.
- Дэн! Блять, там Дэн!
Стучали-стучали, Я дверь выбил - а парень, который пришёл последним, сидел там на унитазной крышке - мёртвый, с баяном в вене.
- Дэн, сука, что ты натворил!
Лена стала звонить.
- Ща папа приедет, сказал ничего не трогать.
- А кто он у тебя?
- Кто-кто, мусор!
Приехал печальный кавказец в кожаном плаще, сухо, но без агрессии, поздоровался. Обыскал мертвеца, надев печатку - у того было несколько «чеков», сигареты, немного денег и ключи. Ушёл с ключами. Вернулся и подошёл ко мне.
- Тебя как зовут?
Я представился.
- Земляк, да? Поможешь?
Я не отказал.
Вынесли несчастного Дэна на руках по лестнице, внесли в его хату и усадили на диван. В квартире Дэна было прокурено, висели фотографии голых баб, валялись "баяны" - типичный наркоманский змеюшник.
Вышли, захлопнули дверь. Вернулись.
Кавказец налил - мне и себе. Лена сидела рядом – у неё тряслись руки. Из спальни доносились стоны.
- Земляк, ты понимаешь, что это между нами, понимаешь, да?
Я подтвердил.
- Ты её давно знаешь?
- Сегодня познакомились.
- Это моя кровь, всё-таки, понимаешь? Убил бы её, но не могу, - он кивнул в сторону Лены. Не могу. Через час расходитесь. Меня тут не было.
Поманил меня к выходу. Я вышел с ним.
- Брат, ты это. Ты Лену не трогай. Понял? У неё СПИД.
И ушёл.
Через год пропал Зырян. Стал колоться. Уехал в Питер и пропал. Как в воду канул.

Мы потеряли целое поколение. Моё поколение потеряло 20 лет жизни, но в основной массе уцелело – следующее было съедено. Выбито, как на войне. Досталось на обед немцовым, ходорковским и т.д. Было приправлено перхотью галича и окуджавы, обложено сникерсами и конфетками скиттлз, полито пепси-колой и употреблено – во имя жира, который нарос на брежневском комсомоле, на картавой диссиде, на всей мрази, наработанной беспросветной системой отрицательного отбора в издыхающем СССР.
Никогда больше – вот что надо повторять, глядя на жадных, бездарных хомячков, которые считают чужие деньги и молятся на америку-маму. Которым приспичило "геволюцию" устроить
Никогда больше.

© Григоров Амирам

Мой отец не очень стеснялся в выражениях, когда я была маленькой, поэтому в пять лет я была свято уверена, что "пидорас" - это такое имя, как Тарас.

Летел в Израиль я сложно.
Ночной рейс предполагал умиротворенный сон в кресле авиалайнера под размеренный гул двигателей.
Но небесные ангелы, несмотря на бесполость, показали из седого облачка хуй.

Вокруг меня слепой выбор регистрации на рейс посадил самых конченных ублюдков.
Рядом сидела тревожная дама, которая через пятнадцать минут после взлёта решила, что ей необходимо пересесть в бизнес класс.
И пересела.
Стюардесса по имени Жанна, прихуела от этого перфоманса и сообщила, что бизнес класс для тех, кто купил билеты за миллиард рублей, а вы, гражданочка, нихуя не купили такие вот дорогостоящие билетики, посему будьте добры, пройдите назад к нищебродам.

Дама удивилась, такому коварному крохоборству Аэрофлота, но вернулась.
Потом она достала из сумки неебических размеров веер и стала им обмахиваться.
Надо сказать, что салон эконом класса не сильно приспособлен для использования опахала. Поэтому после того, как она пару раз заебенила мне по лицу этим девайсом, я не выдержал и показал ей, как открыть специальную хуевину над головой, чтобы на неё дуло.
( Collapse )

– Тебе удалось достать деньги? – Марго прижала к груди маленького Дэна и смотрела на Тони потеряв всякую надежду. На татуировку в виде слезы накатилась настоящая слеза и увеличила её в размере.
– Денег не будет, – сухо ответил Тони. Его борода была растрёпанной, а лихо закрученные усы повяли.
– Господи! Как мы тут выживем? – Марго оглядела избу – Сколько денег осталось?
Тони вынул из кармана мятые купюры и Марго начала их пересчитывать дрожащими руками.
– 14 тысяч? Это всё что осталось? – она заглянула в пакеты, в одном были съедобные запасы, в другом хозяйственная утварь. – А для огорода?
– Там, во дворе. Завтра начнём сажать. Я проголодался. – Он сел за стол и отломил кусок хлеба.
– Приходил какой-то дед. Сосед наверное. Спрашивал про нас.
– Что ты ему сказала?
– Всё по легенде. Мы устали от городской жизни и решили переехать в деревню.
– Он поверил?
– Тони, мы не продержимся здесь и неделю! Мне страшно!
– Здесь нас не найдут. Это сейчас главное. Успокойся.
– Ты потерял те деньги?
– Эти деньги взяли другие. Нам нужно залечь на дно на пару лет. Не знаю, мы можем собирать травы и продавать в городе.
– Мы не будем фрилансить?
– А деньги как получать, биткоинами? Как ты не понимаешь, нас пробьют! Нам даже телефоны нельзя включать!
– Мы будем есть одну картошку и кашу на воде? Боже, как я хочу мясо…
– Не понял. Мы же веганы.
– Игры закончились.
– Ты права. Всё это было в прошлой жизни. Нет больше ни веганов, ни хипстеров, ни барбершопов и клуба Солянка. Нет больше винишко-тян Марго, нет люмберсексуала Тони, нет крошки Дэна. Есть Маргарита, Антон и сын Денис. Есть глухая деревня на 30 домов, ключевая вода, дровяная печь и отсутствие интернета. Мы справимся.
( Collapse )

Учитывая ошибки прошлого, сразу поясню: этот текст строго запрещен для прочтения дебилам, дуракам, людям с атрофированным чувством юмора и людей слишком серьезно относящимся у исторической справедливости, а также считающим, что их сделали такими ущербными именно евреи. Остальным, велькам.
Дело в том, что неминуемо надвигается праздник Песах.

Ну, во-первых, многие православные, гугеноты и адвентисты почему-то уверены, что Песах это просто такая Пасха, только еврейская. Самое интересное, что такие вот забойщики некошерных животных и сенокосцы даже о вполне себе православной Пасхе знают только то, что на нее нужно красить яйца, да и то не свои.
Так вот, общего между Песахом и Пасхой только заглавная буква П в названии. Примерно как буква Х в слове "хуй" и "хлебопашец". Если Пасха это чисто христианские истории с грустными притчами про еврея из Назарета, сумевшего сделать карьеру и подняться по социальному лифту аж до Бога-сына, то тут таки истории совсем другие.
( Collapse )

Моя любимая история.
В конце лихих 90-х я работала в крупной фирме по оптовой продаже алкоголя. Вот сижу я, значит, хмурым днем, выписываю фактуры, не поднимая головы, автоматически спрашивая: "На кого? Что берем? Сколько?.." День так и остался бы хмурым, если бы не появился ОН.
- Ящик кагора, - проговорил потрясающий, мощный бас-с-хрипотцой-почти-что-гроул.
Я не могла не отреагировать и подняла голову. Передо мной стоял высокий, мускулистый красавец. Жгучий брюнет с роскошной, как у жеребца, гривой, черными глазами и аккуратной смоляной бородкой. Широкие плечи парня покрывала косуха, черная майка подчеркивала атлетический рельеф, все, что ниже, было упаковано в плотно облегающие черные джинсы и, конечно, "гриндерсы". Макушку брюнета украшала бандана с черепами, подмышкой он держал мотоциклетный шлем. В общем, байкер, и то ли рокер, то ли даже металюга. Из образа слегка выбивался только большой серебряный крест на толстой цепи - какой-то он был слишком церковно-православный по виду.

- На кого выписывать? - внезапно севшим голосом спросила я, с трудом оторвавшись от созерцания прекрасного.
- Отец Константин, церковь Такая-то, - громко и четко произнес брюнет, и, заметив мой изумленный взгляд, добавил: - Так и пишите... ЧАДО.
В кассе воцарилась тишина. Это "чадо", произнесенное дивным низким голосом, с легкой иронией, но отеческим тоном, при том, что красавец-"отец" был ну приблизительно моим ровесником, внезапно снесло рамки, выбило пробки и с мясом вырвало предохранители у всей дамской аудитории. Концентрация томности в атмосфере достигла критической отметки.
Не в силах больше выносить тестостероновое обаяние батюшки, я выписала фактуру.
- Кагор-то качественный? - солидно спросил отец Константин. - Я проверю, чадо.
Он подхватил фактуру и вышел, явно довольный произведенным эффектом.
И хотя мне всегда казалось, что отцу Константину больше подошел бы вискарь или ром - кагор ему, видимо, понравился. Он стал приезжать к нам еженедельно. К зависти всех кассирш, и вящему недовольству владельцев фирмы, батюшка требовал, чтобы фактуры выписывала только я. Даже если меня не было на кассе. Прибыль от ящика кагора была не бог весть какая, но он обладал даром убеждения, к тому же священнослужителю отказывать стеснялись.
( Collapse )