Нет ума - считай, коллега !

Как-то на полковых учениях поставили перед нами задачу изобразить ядерный взрыв. Небольшой. Эдакого тактического боеприпаса.

Итак, решение было найдено, и мы с энтузиазмом принялись за его реализацию. Вот чего у мужиков никогда не иссякнет, так это пошуметь, подраться и напугать ближнего.

Я метнулся за заправщиком, второй лейтенант за пустой бочкой, ротный за имитацией разрыва гаубичного снаряда и пусковой машинкой. Когда я подъехал, на нужном месте уже стояла двухсотлитровая бочка без верха, лежали "ИМы", провода были раскатаны на полусотню метров и подключены к машинке.

Азарт! Какой азарт мы чувствовали! Махом налили полную бочку солярки, плюхнули туда ещё полтора ведра бензина и завершили сие действо плавным опусканием двух почти гаубичных снарядов в эту конструкцию...

Отошли к машинке, развернули рацию и стали ждать наступления супостатов, за которых играл наш же полк. Должен сказать, что задачу мы получили от посредника (полковника, проверяющего из дивизии), и более о ней никто не знал.

Я, сидя на солнышке, с предвкушением ожидая подрыва, разглядывал изделие рук наших и прикидывал расстояния... 50 метров... м-дя... В голове зашевелился нехороший вопрос, и я глянул на ротного. Тот сидел с весьма озабоченным видом и тоже глядел на провода, чем ещё более укрепил мои сомнения.

Вдруг рация ожила, выдала наши позывные и голосом посредника сообщила: "Подрыв через 4 минуты"

- Всё. Поздно, — сказал ротный. — Будем исходить из того, что есть.
Четыре минуты текли одна за одной, приближая сильно непонятный конец. И чем меньше времени оставалось до подрыва, тем беспокойнее мы себя ощущали. Последние секунды прошли вообще в тоске. Но время есть время, приказ есть приказ. Получи фашист гранату!
Ахнуло, аж уши припухли! Огромный гриб взметнулся в небо, земля под нами вздрогнула, сбросив пыль. И эта пыль по всем законам вакуумного взрыва ринулась из-под нас в эпицентр!
Мы с криками: "А-а!" и "Мама!" рухнули на землю. Рация сказала: "Ух! Ё-ё!...." и отключилась.
( Collapse )

Трахать хотелось умных. Такие часто удивляют замысловатыми склонностями или трогательной человечностью. Журналистка Катя требовала, чтобы во время акта большой палец моей правой руки одной фалангой был непрерывно погружен в её анус. Интимных игрушек Катя не признавала — ты ничего не понимаешь, в них нет жизни! Дизайнер и веган Ирина постоянно плакала во время секса. Говорила, что так она лучше воспринимает «инаковость бытия». После слез и соития Ирина кормила меня овощным супом. Рассказывала, какими здоровыми и белоснежными стали её зубы, когда между ними прекратило гнить застрявшее мясо. Я давился вареной броколли и тоже ощущал инаковость. Ещё была Елизавета Егоровна Шипенко, младший научный сотрудник какого-то института РАН. Перед тем как лечь с ней в постель, я (моя спина) подвергался досмотру. Блестящие розовые ногти Елизаветы Егоровны выдавливали чёрные точки.

— Смотри, — шептала за спиной учёная. — Как хвостик у кометы!

Каждый извлеченный угорь, прежде чем его вытрут приготовленной специально салфеткой, показывался мне с гордостью. Когда Елизавета Егоровна не могла больше отыскать ни одного хвостатика, она вздыхала драматично и вставала передо мной на колени.

— А этого хвостатика я вообще съем.

Должно быть, во время минета младший научный сотрудник думала о поясе Койпера и облаке Оорта.

Таких духовных практик у девушек попроще я никогда не встречал. Выпускницы техникумов и экономических факультетов исчезали и не присылали открыток. Я спал с ними, но ни одной так и не смог как следует наспаться. Они уходили из моих кроватей (или я из их), возвращались в свои бухгалтерии, ЗАГСы, отделы кадров, МФЦ, и там продолжали покрываться реальностью как коростой.

Найти умную удавалось редко. Через айсикьюшный поиск я вбивал параметры: возраст, город, пол, интересы, статус. В «интересах» прописывал «книги». Из получившегося списка цветочков выбирал наугад. В тот раз палец ткнул в двадцатилетнюю Марту, в честь весны и тёплого ветра.
( Collapse )

Ещё до армии дело было, работал на фабрике, жил в общаге. И вот как-то мне по большому фарту, и за какие-то совершенно смешные деньги, досталась собачья шапка. Роскошная, огромных размеров, светло-рыжая, они тогда были в моде. Человека в такой шапке было видно с другого конца города.

Ну, если шапку не обмыть, она ведь долго не проносится. Естественно, сели обмывать.

Общага дело такое, люди тянутся на огонёк, кто-то приходит, кто-то уходит, кто на халяву, кто со своим, все цокают языком, восхищаются шапкой. Потом про шапку забыли, пили уже просто так.

Короче, начинали у себя в комнате, потом пошли к девчонкам на восьмой, потом к Серёге Григоряну, потом покинули пределы общаги, и в конце концов я очнулся среди ночи в каком-то зассаном кошками подъезде, сидя на ступеньках между вторым и третьим этажом. Естественно без шапки.

Шапке кто-то приделал ноги. Или я её сам благополучно проебал. Проснувшись утром вспомнил про шапку и расстроился просто незнамо как. Товарищи конечно стали утешать. Мол шапка дело наживное, было бы на что надеть. А то ведь могло бы очень просто получиться и наоборот. Естественно, сели отмечать проёб шапки. Тут приходит Серёга. Присаживается, говорит:

- Ну мы вчера и дали! Я вобще не помню как домой пришёл. Утром очнулся в прихожей, шапка ещё на мне какая-то...

Тут мы все как подскочим.

- Где?!!! Где блять шапка?

А он такой.

- Баба в мусорку выкинула. Говорит, - тащишь домой говно всякое, пошла мусор выносить, и выкинула.

Хорошо он успел крикнуть "Я пошутил!" ещё до того, как потерять сознание.
Потом мы его конечно с пола подняли, отряхнули, достали у него из-за пазухи мою шапку, а Олег сказал:

- Бывают такие шутки, очень вредные для здоровья.

P.S. А шапку эту я всё равно через пару месяцев Серёге отдал. Поменял на его лыжную, прям у военкомата, когда они меня провожали.


© Ракетчик

Когда наступил апокалипсис, мы пили водку. Бункер надежный, закуска имелась, воздух тоже, если его время от времени прогонять через фильтры. А главное – на работу больше не надо. Может быть там, в генштабе, кто-то еще и оставался в живых, но это вряд ли. А мы должны были обеспечивать бесперебойную трансляцию телеметрии. Данные еще поступали, но конечным пунктом их сбора оказался не просторный зал с кучей людей в погонах, а наша богом забытая железобетонная берлога, в целях безопасности отнесенная от генштаба на несколько десятков километров.
И вот сидим мы втроем: слесарь Василий, механик Геннадий, и я – программист Эдуард. Сгрудились вокруг старого монитора с выпуклым экраном, нахмурились, наблюдаем. Я переключаю каналы с данными, но смысла мы почти не улавливаем – цифры какие-то, слова закодированные, иногда карты и разноцветные отметки на них.
– Мда-а… – глубокомысленно резюмировал Василий и разлил на троих.
В подтверждение его слов наверху ухнуло, с потолка посыпалась штукатурка, да так, что пришлось прикрывать руками пластиковые стаканчики. Мы молча поддержали Васю, выпили.
– И вот ведь главное… – не унимался слесарь, целиком завладев нашим вниманием, – Чтобы так… А они же… Это понимать надо!
– Ну, – приободрил его механик, ожидая продолжения.
– И в чем тогда смысл жизни? – закончил, наконец, свою мысль Вася.
Геннадий не имел образования, чтобы грамотно объяснить другу глубину этой философской мысли, но его нецензурной формулировке позавидовали бы все Платоны с Аристотелями вместе взятые, да и прочие Конфуции тоже. Кажется, он хотел сказать, что смысл в продолжении рода.
Мы снова согласились, выпили. На мониторе появился район с точкой крупного города. К мегаполису, оставляя за собой пунктиры траекторий, двигались сразу несколько отметок. Каждый думал о своем…
– Я ей говорю – Зина, это на удочку деньги! Я специально отложил, – Гена с горечью смотрел на дно пустого стаканчика.
– А она?
– А она и деньги в подол, и старую удочку… Эх!
– А ты?
Гена в сердцах отмахнулся, утирая тайком слезу.
– Вот она – любовь! – многозначительно поднял палец вверх Василий.
Потом посмотрел на меня.
– Эдик. Ты умный парень, скажи…
– Есть ли жизнь на Марсе?
– Не… Хотя… А правда, есть? Вот прилетят они сюда, а у нас тут бум, бум!
Сверху снова утвердительно ухнуло, посыпалась штукатурка, мы прикрыли стаканы.
– Да. Найдут наш бункер, спустятся…
Василий вылил себе и нам остатки огненной воды, поднял стаканчик, осушил одним глотком.
– Найдут наши мумии, и… и даже водки не осталось, выпить за упокой!
– Наш?
– Не – цильви… цивизли… Ну скажи! – пихнул меня локтем.
– Цивилизации.
– Во!
Отметки одна за другой накрыли далекий мегаполис.
– А вот я думаю, – решил я приободрить друзей, – Что это, возможно, учения такие. Закрывают нас в бункере и инсценируют ядерную войну. Ну, чтобы проверить персонал на боеготовность, стрессоустойчивость!
Василий погладил щетину на подбородке, положил руку мне на плечо.
– Это только… Ик! Извини… Только в книжках твоих, фантастических, так бывает. Р-раз – и все благополучно разрешается. А у нас тут апокальписись.
– Апокалипсис, – тихо согласился я, понимая вдруг, что на мониторе не просто точки.

Александр Прялухин

Это было ну не то чтоб уж совсем давно... Хотя нет, давно… Короче мой друг олигофреноидиот вадик уже тогда был с бронёй на лбу, как у российского танка т 90. Хуй пробьёшь типа. А я хоть и не танкист, но тоже подтанкисченный уже был. Ибо драп он ведь сука такой нах…

Ну вот. Был (и наверное есть) у нас парк такой не парк, сквер не сквер, да только там нормальные люди ссат даже днём ходить, страх и ненависть в лас вегасе. джонни депп помните? Ну такая же хуйня в общем. Легко там можно было на засаду какую напороться или там пизды получить, что в общем то одно и тоже.

А мы типа с вадиком дунули уже и идем ржём чё то, к парку этому подходим, а там хуяк такая лошадь стоит. Не, ну, настоящая лошадь - типа тыгыдыктыгыдык, и девка юная при ней. Прям перед входом где парк этот засадный.

Говорит типа - а не дадите ли немножко денег лошадке на прокорм? Угу, а я блять как раз об этом и думал с утра, как бы лошадь какую накормить досыта.

Ну там слово за слово, денег нету.

А тут этот альбинос вадик гонит что-то - а яб хотел на ней прокатиться. Ну на лошадке то есть. Ну девка ни в какую - мол только за деньги. А у нас то драпа ещё было, ну типа в парке как раз хотели ещё забить, ну я и говорю, что мол с деньгамито жопо (прикольное словосочетание, резкое как японский), а вот дунуть дадим, хули.

Ну девка то жопу сморщила, но ненадолго правда, говорит типа - а хуй с ним катайтесь только недолго нах. Ну и в глазах еёных читается острое желаннее накуриться нахаляву.

Не, ну мне то лошадь похуй как-то, а вадик сука сам не свой, говорит - я герой-кавалерист, без боевой лошадиной скачки не могу существовать. Ща зажгу типа.

Ну забили конечно... Девка дала добро.
( Collapse )

Когда я служил в армии, возле нашей части тусовался товарищ с отклонениями, звали его Вася. Абсолютно безобидный дурачок, обожавший вышагивать рядом со строем или отдавать воинскую честь маршировавшим солдатам.

Внешне – пухлик неопределённого возраста, в очках, с постоянной улыбкой на лице и удостоверением инвалида детства в кармане. Иногда Вася бормотал что-то невнятное, а иногда превращался в отставного офицера, комиссованного по ранению. Рассказывал, что путь от рядового до майора прошёл в составе спецгруппы «Боевые колобки», позывной «Степашка».

- Куда бежишь?
- В штаб, готовится наступление.

Мы его не давали в обиду и частенько угощали сигаретой, получая взамен интереснейшую беседу.
- Покурим?
- Давай покурим. Ты, сынок, пороху-то не нюхал, а я…

И начинались «воспоминания» о том, как Вася освобождал Верхненижниск и Нижневерховск.

- Правда, ни медалей, ни орденов нет, - сокрушался герой, - крысы штабные только себя награждали. Ну да Бог им судья, я воевал не за железки на кителе.

А больше всего мы любили историю о том, как Вася, прикрывая отход товарищей, был ранен, взят в плен и подвергнут нечеловеческим пыткам. Заканчивалась она словами:
- И потом меня расстреляли.

Прошло десять лет.

Как-то после работы отмечали в кафе день рождения сотрудника отдела. Выпили, пошли беседы «за жизнь». И в ходе разговора коллега выдал фразу:
( Collapse )

- Здорово, ребятки!
Егор Саныч Сенин, ефрейтор, старожил батальона, прошагавший в его рядах весь путь с самого первого дня войны, подошел к кучке молодых бойцов из недавнего пополнения, которые с интересом рассматривали что-то, сбившись в тесный кружок.
- Чего вы там интересного накопали? - с забавным южно-русским акцентом спросил он.
- Да вот, Егор Саныч, немцы нам приглашения шлют, говорят - приходите в гости, мы вас накормим, напоим и спать уложим.

Рядовой Алексей Краснов, уже успевший подружиться с Сениным, протянул ему пропагандистскую листовку.
- А-а-а... - хмыкнул ефрейтор, - такое приглашение? Ну и чего? Есть желающие?
Он внимательно пробежался взглядом по лицам бойцов.
- А что, Егор Саныч, неужели на кого-то эти бумажки действуют? Неужто можно поверить, что они нас хлебом и солью там встречать будут?
- А это, ребятки, зависит уже от того, пролезет ли эта бумажка в душевную дырочку солдатика.

Бойцы переглянулись, не понимая - шутит Сенин или говорит серьезно.
- В какую еще дырочку, Егор Саныч? - нахмурился Краснов.
- А дайте-ка мне огоньку, ребятки, я вам и расскажу, - усаживаясь на землю, крякнул Сенин.
Прикурив от протянутой спички и крепко затянувшись, он продолжил:
- Это история диковинная, конечно. Мне ее бабка рассказывала, когда я еще совсем пацаненком был. Я раньше в нее тоже не верил, но вот живу на свете уже, считай, полвека, и начинает мне казаться, что есть в ней какая-то правда.
( Collapse )

— Снимай штаны, сучонок, — Саид расправил борцовские плечи и, смачно почесавшись, взялся за пряжку своего ремня.

— Ты че? — попятился от него Серега. — Ты че?..

— Будешь моей дочкой, — почти ласково сказал Саид. — Тебе ведь нужен здесь папа, да? Как ты тут без папы, в тайге? Медведи съедят.

— Ты че, Саид? — Серега осип от волнения, от ужаса. — Я пацанам… Я полковнику…

— Ты, сучонок, попробуй, — Саид осклабился, оголил белые волчьи клыки. — Нам ведь с тобой послезавтра на дежурство вместе, на шахту. На неделю. Ты, я и Дауд. А твои пацаны тут останутся. И товарищ полковник тут. А мы Новый год втроем встречать поедем.

— Ты че, Саид, — отчаянно повторил Серега.

— Я с тобой, сучонок, хотел подружиться заранее, — Саид медленно, тягуче сплюнул бурым на бетонный пол. — Лучше мы с тобой туда друзьями бы поехали, — он расстегнул пряжку.

Серега мотнул головой и, коротко размахнувшись, ткнул могучему дагестанцу кулаком в синюю щетинистую щеку: по утрам тот брился, а уже к полудню снова отрастало.

Стукнул неловко, неумело: в Питере жил в самом центре, отец — учитель истории, мать — биологичка; не детство, а инкубатор. Были бы деньги — откупились бы от армии обязательно. Но не наскребли.

Саид даже не пошатнулся. Разом выхватил из портков ремень, небрежным ударом сокрушил щуплого Серегу, обвил его кадыкастую тощую шею черной простроченной кожей. И стал наворачивать ремень на кулак.

— Хана тебе, сучонок, — зашептал он горячо — громче, чем Серега хрипел.

Тут фанерная зеленая дверь, кое-как прикрывающая грязное хлебало солдатского сортира, отлетела в сторону и шваркнулась о стену.

— Магомедов! — сквозь отдающую гашишом дымовую завесу грозно долетело от входа. — Здесь?

— Тут, товарищ майор, — лениво откликнулся Саид. — Так тошно.

— Поди, разговор есть! — майор оставался на пороге и внутрь соваться не собирался.

Саид выпустил задохшегося Серегу из петли, пнул в живот и шепнул:

— Молчи, понял? Что скажешь ему — ночью с братвой тебя повесим. Молчи.

* * *
( Collapse )

Возвращение короля! Компания «Балтика» представила вчера зубодробительную новинку – крепкий лагер «Балтика 9. Вишневое». То есть в легендарную девятку накидали вишни.

Зачем? Почему? Видимо, хотят своим крепышом валить с ног не только мужчин-пролетариев, но и их боевых подруг. Чтобы было не только крепко, но и «вкусненько». Впрочем, градус чуть понизили: если в оригинале было 8% алкоголя, то в вишневой версии всего 7%. Попробовавшие утверждают, что вишня химическая, а алкоголь во вкусе шибает сразу же! ????

— В военкомате здоров любой призывник! — торжественно выдал мужичок, пока я курил у входа в это замечательное заведение. — Так что не кривляйся. Не прокатит.
— Да я…
— Осади, зелёный. Лучше срочно выдели мне полтинник за дельный совет.
Мужик был весьма подозрительный. Всё в его облике говорило о загадочной русской душе, а особенно, содержимое огромного пакета, в котором натурально лежала голова быка или лошади.
— Нету, — говорю, — полтинника.
Я вернулся в военкомат для дальнейшего прохождения медицинской комиссии. Небольшой коридор вмещал множество юношей преимущественно в одних трусах.
— Ты к хирургу занимал за мной? — спросил лысый паренёк.
— Да.
— Сейчас я, а потом ты.
Раздеваться до трусов я не стал, ибо уже который год исправно посещал именно этого врача во время призывной комиссии. Сломанная нога серией ежегодных снимков незатейливо говорила о том, что была сломана во всяких разных местах больше одного раза и вид имела исключительно непрезентабельный. Каждый призыв я увольнялся с работы, чтобы меня забрали в армию: весна, осень, весна, осень… Но меня не забирали. И вот опять.
Врачи никак не могли определиться, что со мной делать. Это бесило меня, вызывало негодование у моих родителей и справедливые вопросы работодателей. Мол, чувак, тебе почти 22 года, а военного билета у тебя нет. Падазрительно. Надо было срочно что-то решать, потому как менять работу каждые полгода нехорошо, как и сидеть на шее у мамы с папой.
— Козёл, сука, блять… — вышел от хирурга лысый, кажется, немного расстроенный.
В кабинет просочился я.
— Здрасьте. Вот.
Я сунул ему на стол рентгеновский снимок моей ноги.
— Почему одетый? — спросил врач. — Раздевайся.
— Не буду. Снимок посмотрите. Я к вам каждые полгода хожу. Запомнить пора.
— Раздевайся до трусов, я сказал. Иди в коридор и зайди, как положено.
— Никуда я не пойду! Вот я! Вот снимок ноги! Не надо прикидываться, что не помните меня. К чему эти формальности? Нога была два раза в одном и том же месте сломана, срослась. Я к вам уже в четвёртый раз прихожу. Не надо ломать комедию, и гадать, брать или не брать в армию. Решайте сейчас!
— Я не понял призывник! Что за разговоры?!
— Мужские разговоры.
Я открыл дверь в коридор и позвал отца на совещание.
— Пап, зайди…
Батяня ввалился в кабинет к хирургу.
— Добрый день, — сказал он так, словно достал из авоськи дезерт игл. — В армию берёте его или нет?
Врач запустил программу перезагрузки мозга и сделал лицо неподвижным. Потом лениво взял снимок со стола и посмотрел его на свету чуда лампы.
— Давно снимок сделан?
— Весной. Но ещё один поход к рентгенологу, и я к ноге примотаю счётчик Гейгера.
Врач тяжело вздохнул, взял личное дело и сделал запись.
— Свободны.
«Годен!», — прочитал я уже в коридоре. Следующим врачом оказался психиатр. Я зашёл к нему в кабинет, а там другой призывник.
( Collapse )