batia1969 (batia1969) wrote,
batia1969
batia1969

Category:

Про Колю Субботина

Интересная особенность: идешь с Колей Субботиным, идешь себе, идешь, а остановишься, сразу же, откуда не возьмись, охранник вырастает, мол, не положено здесь стоять. У рынка какого-нибудь притормозишь – непременно кто-нибудь подойдет и поинтересуется: «Циклюете? В бригаду пойдете?»
Коля парень петушистый, заводится с полоборота:
– С чего бы это не положено?.. или: щас, отциклюем, только циклю из кармана достану…
Почему так происходит, не знаю. К одному ко мне никто не цепляется. И Коля с виду мужик, как мужик. Костюм есть – с женой купили. Идут куда в выходной – он худой, в костюме, она – полная, в кофте с люрексом, нормальные люди. И все равно с ним вечно истории всякие происходят.

Похождения миллионера

Начальник Колю Субботина вызвал и велел в головной офис съездить, зарплату на всех получить. На всех – это на пятьдесят человек, по пятнадцать – двадцать пять тысяч – миллион с хвостиком получается.
– Машину дайте, – попросил Коля.
– Держи! – протянул проездной начальник. – Езжай быстрее – народ деньги ждет.
До конторы быстро добрался, а там, как всегда, тягомотина. Ведомости не подписаны, ордера у главбуха на столе зависли. Потом уже у кассы очередь раздатчиков со всех объектов и кассирша, которая, если к окошку нагнуться и посмотреть, у сейфа как королева восседает. В день зарплаты у нее бенефис, она платье красное надела, прическу сделала. С ведомостью надо шоколадку дать. Не дашь – прикопается к чему-нибудь и ведомость назад в бухгалтерию завернет. Еще на стойке у окошка заяц глиняный – копилка – ухмыляется, и кассирша, забивая очередную пачку в счетную машинку, глазом косит, бросил ты полученную в довесок мелочь в её зайца или подло в карман ссыпал. И если в карман – всю зарплату десятками выдаст. Тогда не с сумкой, а с рюкзаком приезжать надо.
Коля законы знает: шоколадку отдал, зайца покормил и получил миллион нормально, стольниками, да пятисотками, все это в сумку запихал и к метро пошел.
Подумать – дрянь-сумка, который год таскает, нейлон тертый, одна молния сломана, ремень разлохмачен, ручка с одной стороны на проволоке держится. А внутри миллион! Еще в боковом кармане колбаса – жена на обед положила.
Идет Коля, миллион лелеет. В метро толчея, страшно: вдруг по-тихому сумку порежут, полезут за колбасой, а вытащат деньги. Он её на живот перетянул и руками придерживает.
В вагон садился – ухитрился место в уголке занять, опередил очкарика одного. Зажался в углу – в безопасности себя почувствовал. И тут Коля первую ошибку допустил. В метро, если место занял, надо или спящим притвориться или лицо сделать тупым и злобным, иначе женщины сгонят.
А Коля размяк, сидит и думает, что хорошо, если бы весь этот миллион его был. Вот так вот с драной сумочкой приезжать за ним раз в месяц, как олигарх какой. То-то славно бы было. Представил, лицо и помягчело. Тут и женщина нашлась «стоячая». Она давно уже к Коле присматривалась, и пакет свой ему на колени поставить пробовала, и толкнула пару раз коленом. Коля же в мечтах на Канарах на собственной яхте под парусом рассекает, и не вагон мотает на рельсах, а волна яхту качает нежно.
– Сидит и лыбится! Марамой! – Женщина начала. – Нет, чтоб место матери троих детей уступить.
А Коля же на Канарах, улыбается все шире, только что слюну не пустил.
– Отойди, гражданка, – говорит ей негромко, – не ломай кайфа.
Это он вторую ошибку сделал. Не так ответил. Ему бы буркнуть: «Отвали, сам отец» или просто молчать тупо.
А тут видят, что человек интеллигентный и давай над ним издеваться.
– Глядите, – та же тетка вещает, – люди в тесноте мучаются, а он сел как барин, на всех смотрит и радуется.
У Коли ответственность была за деньги, потому, чтобы не ввязываться, ответил вежливо:
– Отойди, женщина, не до тебя. В другой раз поговорим. В другой раз я тебе все скажу.
И дальше думает, что вот стать миллионером, и сразу к тебе уважение, народ за спиной шепчется – миллионер едет! Папарацци. Фото в журналах. Место всегда уступят. Молнию расстегнул, в сумку залез и деньги гладит. Пачки на месте, колбаса тоже, остренькая колбаска, с чесноком.
Колбасой запахло, народ заволновался, сразу активисты прорезались.
Гражданин в круглых очках от обиды, что самому место не досталось, вступил:
– Вы чего тут чесноком воняете? Лучше бы место даме уступили. Сидит, в ридикюле своем копается и газует.
Расстроился Коля. Вроде, как и миллион в кармане, а миллионером себя не чувствуешь. Люди не дают. Не понимают момента.
– Слышь, Гарри Поттер, – это он уже окончательно на родную землю вернулся, – отвали. А то обижу.
Тетка поддержку почувствовала и за ремень сумки ухватилась.
– Слазь, уступи место. – И миллион к себе тянет.
Народ с интересом смотрит. Кто-то уже объясняет, что встретила женщина в метро отца своих троих детей, а тот не то что алименты не отдает за все годы, а даже место не уступает.
И ведь сама кричала, что стоять сил нет, а тащит – вот-вот сумку разорвет. Тогда точно цирк начнется. Руки у Коли заняты, ногами уперся, чтоб с места не стащили, сумка трещит, и тут он оскорбил женщину действием – плюнул в нее прилюдно.
Тут началось… У нас народ ведь как. Если кто грязный и матерится – обойдут, ножом махает – разбегутся, а тихий интеллигентный человек плюнет в кого, так навалятся скопом и давай вязать, проявлять гражданскую сознательность.
Коля и не сопротивляется, ему бы сумку уберечь, прижал к себе и в милицию пошел послушно.
В пикет его прямо на станции втолкнули, покричали немного и рассосались. Женщина только осталась – пострадавшая (плевок на рукаве бережет для протокола), мужчина в очках – свидетель. И милиционеры: старший с лычками на погонах и рядовой. Лица у обоих – злодеев в сериалах играть.
– Плюешься, значит? – так спрашивают, словно только его и ждали, – давай-ка все из карманов на стол и сумку открывай.
И понятые уже здесь, синие какие-то, из тех, что в отделении чуть ли не прописаны.
Понял Коля, что нельзя сумку открывать. Открой, увидят миллион, и все. Раскатают по рельсам. Останется, конечно, для семьи пуговица какая, пиджака кусок, стелька, но не больше. Что вы хотите? Даже их министр, когда выступает, прямо так и говорит, что милиционеры получают очень мало – предупреждает, значит.
– Позвонить дайте, – начал Коля права качать, – право на телефонный звонок имею.
– Ага, – милиционеры подтверждают, – одно у тебя право, чтоб от звонка до звонка!
Коля карманы вывернул, сотовый отдал, проездной, а сумку к себе прижал и не отпускает.
Тогда старший милиционер ему дубинкой по спине врезал, рядовой стал руку ломать, понятые в сумку вцепились.
Вырвался из последних сил Коля и в клетку для задержанных забежал. Понятые в азарте следом ломанулись.
– Стой! – крикнул Коля с отчаянием, – не лезь! Там бомба!
После этих слов всех как ветром сдуло.
Только старший милиционер, что с лычками на погонах, успел на клетке засов задвинуть и уже из-за двери предупредил:
– Смотри, мужик, если пошутил, то лучше сам взорвись.
– Бомба там, бомба! – Коля чуть не плачет, – дайте начальнику позвонить, только он разминировать может!
Через полчаса к нему собаку запустили, та носом поводила, а потом к клетке подошла, на сумку уставилась и загавкала. Верно, колбасу учуяла.
И тут уж настоящий цирк начался.
По радио кричат: «Вход на станцию закрыт!», «Поезда следуют без остановки!», «Граждане, срочно покиньте станцию!». У двери психолог расположился с мегафоном, чтобы из-за угла с Колей переговоры вести.
– Ты, мужик, – говорит психолог, – не волнуйся! Расслабься, дыхание успокой. Сосчитай до десяти. Сейчас саперы приедут, робота спустят, тот подъедет и расстреляет тебя вместе с бомбой из водяной пушки на фиг! Со стен соскребать будем.
И видеокамера всунулась, вроде как для телевидения его снимают.
Коля приободрился, плечи расправил, все как в фильмах, осталось только потребовать самолет, свободу сообщникам и миллион. Тут вспомнил, что миллион у него уже есть и заплакал.
– Дайте позвонить, с товарищами попрощаться.
– Сообщники, сообщники! – воодушевился кто-то за дверью.
Ну чего там, дали ему позвонить, телефон на лопате протянули.
Коля номер начальника набрал.
– Субботин?! – заорал тот. – Ты где с деньгами шляешься?!
– В милиции я, Иван Иванович, в метро. Они сумку с зарплатой отнять хотят.
Еще этого робота саперного привезти не успели, как в отделение вся бригада на КАМАЗе примчалась. С ломами, лопатами, молотками отбойными, в сапогах и ватниках. Полный кузов набился. Начальник – Иван Иваныч – сам в кабине сидел. Через оцепление прорвались и вниз на станцию по эскалатору побежали.
– Нельзя, – милиционеры кричат, – там террорист с бомбой.
– Сейчас я его разминирую! – пробился в пикет начальник. Ну а следом уж остальные – интересно ведь.
Начальник сумку у Коли взял, раскрыл и на стол пачки вывалил.
Пока те сыпались, всех словно переклинило. Колбасы только не было. Съел её Коля от переживаний, пока товарищей ждал.
– А где бомба? – милиционеры спрашивают.
– Какая бомба? – человек миллион на зарплату получил и вез.
– Вот он гад! – тетка за это время, увидев, что на рукаве следа нет, дважды сама себе, украдкой на него плюнула, ходит с этим плевком как с орденом, снова давай всем рукав показывать и кричать, – вот он гад, зарплату миллион получает, потом на метро раскатывает и на простых людей плюет.
Гражданин в очках про свое:
– Мне, – бубнит, – за разоблачение террориста деньги положены.
Милиционеры мнутся, не хочется им Колю с миллионом выпускать.
– Купюры на экспертизу отправим, может фальшивые, не волнуйтесь, вернем через полгодика, – распоряжается уже какой-то полковник.
Только не на тех напал. Работяги прямо здесь по ведомости стали деньги разбирать. Пять минут и нет миллиона.
Один Коля без зарплаты остался. Вся на штраф ушла. Хорошо хоть договорились, что не было террора, просто, он нетрезвый в оскорбляющем виде, матерился, ну и хулиганил по-мелкому – вранье сплошное, как обычно в протоколах и пишут. И проездной пропал, не было, говорят милиционеры, никакого проездного. Вообще, не надо было органы бесплатного проезда лишать.
Что до колиной получки, то народ ему потом сбросился, и деньги он все домой до копейки жене отвез. И миллионером быть больше не хочет, поскольку в нашем обществе к миллионерам пока никакого уважения и почета, а одни неприятности.

Распродажа

Коля сутки отработал. Сменился, домой приехал в полвосьмого и хотел поспать. А у жены шопинг в плане. В магазинах скидки пошли. Все витрины увешаны: "Sale! salе! sale!.." Нет, он поспал, конечно. С восьми до десяти, а потом его подняли и велели жену в гипермаркет везти. Что на проспекте, что на кольцевой движение, будто все на шопинг двинули. Коля, где подрезал, где под мигающий проскочил, и минут за сорок они до торгового центра добрались. Жена в бутики рванула, а Коля после суток еле ходит. Она его за собой потащила, потом видит, что толку с него нет, и со списком за продуктами отправила. И вот, она по примерочным, а он со списком среди полок ходит, продукты набирает.
Поднялся народ – в тележки все упаковками грузит, не протолкнуться. Сначала в автомобильный отдел поехал, коврик для машины взял. Давно хотел, да все жена не давала. Потом в телевизоры завернул, где на большом экране кино показывают. Дурацкое кино – то дерутся, то целуются. Тут первый раз супруга и подскочила. Коврик выкинула. Потом хвастает:
– Смотри! – На ней пальто красное в белую клетку, на рукаве ярлыки болтаются. – Сразу видно Европа! Знаешь, сколько оно раньше стоило? Какая фирма? А где сделано?
– В Китае сделано, – пожал плечами Коля.
Жена вывернулась, куда-то подмышку заглянула – точно в Китае! И побежала его назад сдавать.
Коля коврик подобрал и поехал за продуктами по списку. И оказалось, что в углу божоле пробовать наливают грамм по пятьдесят. Коля очередь отстоял, попробовал – так себе вино и закусить нечем. Едет дальше до колбасного ряда, а там салями угощают. Лежат на блюде маленькие кусочки, как пятачки, и зубочистки воткнуты. Пробуй, товарищ! И встал Коля на большой круг. Пятьдесят грамм божоле – сверху заплатка из салями. По пути продукты, что подвернутся, в корзину кидает. На седьмом витке жена подбежала, в руке рейтузы синие висят стопкой.
– Ты чего, – говорит, – обалдел? Чего набрал? – И все продукты повыкидывала. Рассовала под полки, чтобы назад не везти, и коврик туда же. Потом давай перед ним рейтузами вертеть.
– Вот, – говорит, – три уценки. Давай на всех возьму. Они унисекс. И маме подарим. Тебе какие больше нравятся?
– С такими рейтузами никакого секса вообще не будет. Только если у мамы.
Жена только рукой махнула, рейтузы в телегу вывалила и назад побежала, а Коля снова на круг стал. С рейтузами этими ездить позорно. И вина больше нет. Кончилось божоле. Срубили фишку злые люди, пока он с женой базарил. Только бутылки пустые стоят, и сухой завтрак пробовать дают – на вид как овечьи катышки, хоть и написано на коробке, что с пятью витаминами. Дальше поехал – и салями доели. Там теперь какая-то толстая тетка книги про похудение подписывает.
Просто так ходить грустно. Колеса скрипят. Он свой коврик нашел, свернул потуже и на дно спрятал, а повыше, чтоб на виду, второй пристроил, потом стал продукты отбирать уже точно по списку. Колбаса. Яйца. Макароны. Соображает, чего еще взять. А тут видит, что к двум бутылкам водки по акции пакет сока дают. И так ему чего-то сока захотелось. И в списке есть – три пакета.
В новой шляпке жена подходит и ярлык оторван – значит, купила и возвращать не будет, чтобы Коля ей не сказал. И сразу к корзине.
– Ты, – говорит, – с ума сошел? Куда столько водки набрал. Восьмое марта, что ли?
– Сама же сок написала.
– Сок! А ты водки набрал!
Коврик автомобильный под яйцами углядела и сразу разоралась.
– Ты меня достал!..
– Сама смотри – к соку водка полагается!..
Вокруг народ собираться стал. Напротив курицу-гриль делают. Они этой курицы набрали, стоят, жуют и смотрят.
Тут жена второй коврик раскопала.
– А! – кричит, – издеваешься, – и коврик этот швырнула так, что он вверху где-то на трубах зацепился и повис. – Совсем нюх потерял, охламон!
Коля и точно нюх потерял. Ну что вы хотите, не спать сутки?! А если пить после ночной работы, пусть и божоле, то или валишься сразу, или злым становишься. Разозлился Коля, рейтузы из-под макарон выхватил, поднатужился и разорвал три пары разом. По три брючины в каждой руке болтается.
Тут охрана набежала.
Один в рацию орет:
– Первый, первый! У нас ситуация «восемь»!
Еще двое Колю держат. Он потрепыхался немного, потом видит – ребята здоровые и обмяк.
– Так-таки сразу и «восемь»? – ухмыляется.
Хорошо жена трезвая. Новую шляпку поправила:
– Оплачено, – говорит, – право имеем, – и чек показала.
– Ну, раз оплачено, – охранник отвечает, – рвите на здоровье, только в другом месте, а то люди волнуются. Думают, что вы против выборов.
Довели их до машины как под конвоем, Колю на заднее сиденье погрузили и не ушли, пока супруги не уехали.
У жены-то права есть. Купили. И педали показали, где какие. Всю дорогу жена машину вела и одновременно на Колю орала, потому что боялась. Её, то подрежут, то притрут. Оббибикали всю. Но ничего, часа за два доехали.
А Коля что? Его в машине в тепле совсем разморило, домой приехал, спать лег. Ну а уж когда выспался, пошел мириться.
Вот до чего у нас народ поднялся. Раньше банально у пивного ларька от "ерша" доходили, а теперь все культурно, в торговом центре среди бутиков от божоле да под салями. Потому что тогда "совок" был, а теперь Европа, демократия и интеграция.
Рейтузы только жалко. Дома сначала сшить хотели, да не получилось, не по шву Коля разодрал, и их в машине вместо коврика постелили и ярлыки оставили. Чтоб знали, что мы теперь об их бутиковые тряпки ноги вытираем.
Жена, правда, до сих пор ворчит, Коля пашет, а она каталогов навыписывала, все прикидывает, когда следующая распродажа будет?!

На трибуне

Детей у Коли Субботина двое. Мальчик и девочка. Володька и Олька. Хотя какой мальчик?! Двадцать лет, в армии служит. Колледж закончил, специальность – металлообработка. Его с женой сначала на менеджмент хотели отправить, но там конкурс, а у сына в аттестате одна «пятерка» – по физкультуре и вперемешку «трояки» и «четверки». Не берут таких на менеджмент, только если на платное. А на металлообработку – пожалуйста.
Махнул Коля рукой, ну менеджмент и менеджмент, что это такое неизвестно, а при металле всегда работа найдется. Да и дочке на учебу деньги нужны. Окончил Володька свою металлообработку, тут же повестка и теперь ждут, когда отслужит.
Вот для дочки ничего не жалко. Только вот закавыка – с сыном сурово обходился, а он во всех делах первый помощник. А с Олькой сплошные уси-пуси, а та родителей ни в грош не ставит. На пять лет младше брата, так и здесь ему доставалось – и в садик водить, и из музыкальной школы забирать.
Сын, когда в колледже своем на металлообработке учился, стипендию получал и на практике зарабатывал, а Олька все больше деньги таскала. Сначала на репетиторов, чтобы в языковой лицей поступить. Потом за саму учебу. Зато все серьезно. Три языка, компьютер и, помимо аттестата, специальность – референт со знанием иностранных языков.
Теперь выросла, не то, что провожать – команду дала, чтобы родители к лицею ближе ста метров не приближались. У подруг папы, кто директор, кто бизнесмен, мамы – в бомонде каком-то поголовно, а у нее? Строитель, да повар.
Нет, в классе всякие есть, только Оля все больше к детишкам богатых тянулась. Отсюда и запросы: телефон навороченный, компьютер, наряды. Чтоб не хуже чем у подруг.
Мать на родительских собраниях только расстраивалась от предложений других мамаш отправить детей на лето в международный лагерь, на выходные на экскурсию в другой город.
Придет с собрания, расскажет, Коля только крякнет и начинают вдвоем прикидывать, где денег на все эти удовольствия наскрести. Мать всю учебу на контроле держит, когда учителей с днями рождения поздравлять, детишкам на праздники стол в классе накрывает, Ольке на обновки деньги выкраивает. А та вместо благодарности только губы кривит.
Но в этот раз Колю Субботина в школу вызвали.
– Что натворила-то? – буркнул отец, вертя записку от учительницы. – Дневник и тетрадки покажи.
– Ничего не натворила, но Ирина Семеновна сказала, чтобы не мама, а ты пришел.
Тетрадки дала. С усмешечкой. А что в них поймешь, когда все на иностранном?! Но оценки хорошие.
Мать, как обычно, заволновалась:
– Сколько ж за эти годы на репетиторов, занятия и на отдых этот – неужто все насмарку?!
Делать нечего, на работу костюм захватил, вечером в бытовке переоделся и в лицей.
Только не потребовался костюм. Ирина Семеновна – классная руководительница – его увидела, руками всплеснула, вспомнить попыталась, как зовут, да так и не вспомнила и прямо к директору повела. Директриса вопросительно на классную глянула, как, мол, зовут родителя, назвала просто «дорогим», и уже втроем спустились они в школьный подвал.
Дело нехитрое – старые трубы срезали, новые привезли и свалили кучей, теперь надо развести их.
Неделю по вечерам и в выходные Коля в этом подвале пропадал. В рабочем подъезжал, возился до темноты, но все сделал.
Пару месяцев спустя, прислали ему приглашение на школьный праздник. Не записка через Ольку, а по почте, на этот раз с именем отчеством – узнали все-таки. Позвали на трибуну как почетного гостя.
Олька услышала, аж расцвела, всех подруг обзвонила, и пока мать белую рубашку утром гладила, сама галстук подобрала. Хотя чего выбирать из двух, что по случаю на рынке купили?
– Только, пап, на трибуне не улыбайся, – говорит.
– Это почему? – не понял отец.
– Да зубы у тебя железные, ни у кого таких нет.
Субботин с обеда отпросился, снова в бытовке в костюм переоделся. В парикмахерскую зашел и прибыл на школьный двор при полном параде. Приглашение охраннику показал и его прямо на трибуну проводили. На ней помимо директора и глава управы, и депутат, и еще какой-то чиновник, что однажды к ним на стройку приезжал, и начальство перед ним навытяжку как суслики стояло. Ну и несколько родителей, как и он приглашенных.
Коля Субботин их разговоры послушал. Нормальные разговоры: о машинах, рыбалке, да футболе. Между собой говорят, потом к микрофону подходят и уже оттуда вещают про учебу и знания. Гладко, как в телевизоре.
Коля к краю трибуны протолкался, среди учащихся дочку высмотрел, помахал ей рукой, потом жену в толпе разглядел. Совсем старую, затолкали.
К микрофону директриса подошла и стала родителям, что на трибуне, «Благодарности» вручать.
Одному за новый компьютерный класс, второму за импортную сантехнику, третьему за мебель. Колю Субботина вызывают. Он вперед прошел, и директриса объявляет торжественно, что отец Оли Субботиной из лицейского класса в их подвале трубы поменял лично, и туалеты больше засоряться не будут!
Кто хлопал, кто смеялся. Субботин покраснел, бумагу взял. Все ждут, что он в ответ скажет. Ну, промямлил, что-то, мол, учитесь и старших слушайте.
Следующего за дипломом позвали. Тогда он тихонько с трибуны спустился, галстук стянул, в карман сунул и пошел жену искать.
Тут и мероприятие кончилось. Детей распустили. Ольга с матерью стоит, выговаривает ей что-то. Отец подошел – она и вовсе губы в ниточку и бросила трагически:
– Ты меня на всю жизнь опозорил!
И ушла.
Дома Коля ей, может, и по заднице бы врезал, а тут народ. Постоял, помолчал.
– Пойдем, – говорит, – мать домой. Кончился праздник.
Та хотела, что-то едкое сказать, но потом посмотрела, вздохнула и стольник сунула.
– Иди уж, купи себе что-нибудь, мне еще в классе на стол накрывать.
Пошел Коля домой, все о дочке думал, вспоминал, как хотел когда-то, чтоб второй парень родился, а потом ничего, привык, и косички заплетал и гулял с ней по выходным. Идет – у самого ладонь как лопата, а в ней ладошка теплая лежит, дочка рядом ножками толстыми топает. Куда он туда и она. Теперь еще год другой, закончит Олька свой лицей, тогда и вовсе родители для нее никто и звать никак. Замуж выскочит, съедет к мужу или вообще укатит в другой город или страну, с тремя-то языками?! Дети у нее родятся. Вот тогда никуда не денется, к ним придет, чтобы с внуками помогали. И будет внучка, конечно внучка, вот он с ней снова гулять будет…
У него и настроение поднялось, и если до этого в магазин с досады шел, то тут вроде, как и с радости.
Олька с ним еще три дня не разговаривала, а Коля нарочно «Благодарность» ту на стену повесил и все посматривал на дочку хитро, будто знал что-то, чего ей и знать-то по малолетству не положено.

Судимость

Вот об этом вспоминать Субботин не любит. Он бы и не вспомнил. Но неожиданно сын из армии в отпуск приехал. Мать перепугалась, не сбежал ли? Сейчас чего только об армии не говорят. Но у него и отпускное свидетельство с собой и в военном билете, что он сержант, написано.
Первый вечер с родителями провел. Субботин старший за столом в воспоминания ударился, как сам служил, сын терпел-терпел, потом, когда Олька к подружкам удрала, а мать на кухню ушла, перебил:
– Я, пап, наверное, в армии останусь. Меня в особое училище отправляют.
В какое именно не сказал, темнил, будто в космос собрался. И анкету достал на пяти листах, заполнять вплоть до дедушек-бабушек, дядьев и теток. Отдельная графа про судимость: кто, где, когда и за что.
Надо же. Сколько лет прошло, а всплыло.
Тогда Коле Субботину премию за досрочный ввод объекта дали, и он родителям стиральную машину-автомат купил. Пусть порадуются, обоим под семьдесят, а мать все в тазике руками шурудит. Белая машина, красивая, с дверцей-иллюминатором. Теперь, такие у каждого, а тогда в диковинку. Мать ее и протрет, и скатеркой застелит, пользоваться поначалу стеснялись. Заедет Коля навестить, а в ванной все что-то мокнет. Но ничего, освоили.
Через одиннадцать месяцев машина сломалась. Хорошо, гарантия год. Родители решили сына не расстраивать, сами её на тележку погрузили, потихоньку по лестнице с пятого этажа спустили и за три остановки в мастерскую повезли. Там посмотрели – говорят таких деталей сейчас нет, через неделю привозите. Те назад с телегой, как бурлаки на Волге. И на пятый этаж. Неделя прошла – позвонили, им: привозите, посмотрим. Они опять впряглись. И снова – деталей нет, ждите. А в третий раз приехали – гарантия кончилась, и теперь любой ремонт, только плати. И детали сразу нашлись.
Тут и Коля к ним заехал. Отец, машину эту таская, спину потянул – лежит, кряхтит, мать капли сердечные капает, то себе, то отцу. Рассказали ему о своих бедах, он и психанул.
Пока до мастерской добежал, почти успокоился, только и хотел спросить у их начальника, есть ли у тебя, сволочь, родители или нет? Зашел – у стойки народ с утюгами, да печками, и две девчонки-приемщицы. Лестница наверх, перед ней за столиком милиционер, вроде как закон блюдет.
Коле дорогу преградил.
– Куда?
– К главному!
– Зачем?
Понял Субботин, скажешь, что с жалобой – пошлют, к девчонкам-приемщицам в очередь или в книжку какую обиды изливать.
– Трубы ему поправить надо. Вызывали.
Милиционер глянул – все верно, если с трубами что, такого и вызывают.
Поднялся Коля, в коридорчике из трех дверей, что получше выбрал и зашел без стука.
В кабинете, все чин чинарем, на столе флажок российский, на стене портрет президента, а под ним мужик холеный рыбок в аквариуме кормит.
– Чего тебе? – спрашивает.
А Коля и не знает что говорить.
– Для гарантийки, значит, деталей нет?
– Нет, – разводит мужик руками и улыбается.
– А за деньги ремонтировать – так есть?
– За деньги – есть!
Думал Субботин, что еще сказать, а что скажешь? И так все ясно.
– Ну и сука ты, над стариками издеваться…
– Вон! – Перестал улыбаться тот, к двери подошел, вниз крикнул: – Охрана!
Тут и врезал ему Коля по наглой роже, потом, пока по кабинету гонял, стол зацепил и опрокинул. Аквариум как-то сам собой разбился.
Милиционер прибежал, еще кто-то, руки выкручивать стали. Начальник бумагами нос зажал, только кровь сочится и гундосит:
– Ты, – говорит, – люмпен, у меня по полной схеме получишь.
Вот как безобразно все вышло. А ведь шел просто поговорить. Да, еще, как потом оказалось, кабинет перепутал, не к тому зашел. Да все одно.
Хорошо судья женщина душевная оказалась. Дала ему, именем Российской Федерации, всего полтора года условно. Наверно зачла, что двое детей малолетних и что самому Субботину при задержании руку сломали.
Суд весь на полчаса, и уже следующего заводят.
Все эти полтора года словно по струночке ходил. Ущерб еще до суда выплатили, с адвокатом рассчитались. Потом долги потихоньку раздали. Родители сокрушались: как же теперь?! Мать все вздыхала, что с судимостью пропал человек, встал на кривую дорожку и уж не свернуть. Только на стройке и дела никому нет: судимый ты или нет, никого этим не удивишь. Давно это было, Коля и забыл уже. Вернее старался не вспоминать, да вот всплыло.
И пока сын по друзьям бегал, отпуск гулял, они с женой пошушукались, и решил Коля к прокурору сходить, про свою судимость выяснить. Взял на работе характеристику, в милиции справку, что приводов не было. Жена бутылку коньяка купила дорогого. Коля записался на прием, в назначенный день костюм достал тот самый, в котором в дочкином лицее на трибуну ходил.
В прокуратуре в очереди все с портфелями. У него бутылка в три пакета замотана и со стороны – он в зеркало глянул – как граната. Во внутренний карман спрятал – еще хуже! Снова достал. На него уже косятся, а тут и очередь подошла.
В кабинете прокурор – мундир синий, лицо худое желтое и сам тощий как лошадь загнанная.
Начинает ему Субботин объяснять про судимость, про сына, справки достал, характеристику с работы.
Прокурор одним глазом бумаги глянул, прикинул что-то.
– Считай, – говорит, – нет у тебя судимости. Погашена. Срок давности вышел. Можешь в анкетах писать, что нет.
Так легко все оказалось, что Коля не верит. Думал, соберут комиссию, изучать его станут, характеристику посмотрят, запрос куда-нибудь пошлют.
Тогда из-под стола «гранату» свою достает.
– Раз так, вот вам! – И обертку срывает.
Прокурор было испугался, а бутылку увидел, возмутился:
– Ты, мужик, обалдел?! Иди отсюда! Нет судимости, так сейчас будет!
Коля к двери попятился, а бутылка на столе, и не знает – выскочить ему или сначала коньяк схватить.
– Я ведь что?! – объясняет, – От души. Может вы ее где-нибудь с прокурорами?!
Тот уже успокоился.
– Уйди, – тихо говорит, – и пузырь забери. У меня уже пять лет язва.
Вышел Субботин из прокуратуры. Вроде как все нормально, а устал, словно день на стройке пахал. И бутылка в руках.
Куда с ней теперь? На работу – мужики увидят – уговорят прикончить. Домой – жена отберет и спрячет. На автобус сел и поехал. По проспекту, потом новостройки кончаются, парк и старое кладбище в стороне.
Вспомнил, что могилу родительскую не навещал давно, сошел на остановке и прямо через овраг к кладбищу вышел.
Поплутал между деревьями, пока место нашел. А там трава выросла, мусор валяется. В сторожке лопату взял, холмик подровнял, траву лишнюю убрал. Мусор сгреб и до оврага дотащил. Потом на скамеечку сел и коньяк распечатал.
На фотографии на памятнике смотрит и словно отчитывается. Что сын вырос, в армии почти отслужил и вроде как на серьезную работу идет. Дочка три языка знает и в классе по учебе первая. Правда, характер у нее…, но так это в мать. Жена с годами вроде помягче стала и не лается, как раньше, а может просто устала. И судимости у него, оказывается, уже три года как нет.
Хорошо живут. В отпуск летом в Турцию съездили. Машина – иномарка. Работы столько, что рук не хватает. Платили бы побольше.
Рассказал все. Еще выпил, помянул, слезу смахнул, словно итог подвел.

* * *
Где все эти истории случились – Бог его знает. Страна такая, что из космоса не охватишь. Говорят, Белгород – сердце России, в Курске – соловьи, в Туле – пряники. Москва – столица. Да любой город подойдет. И вот в каком-то из них сидит на могилке, о чем-то думает мужик с ополовиненной бутылкой. Давно уж немолодой, но еще и не старый. Русский, вроде и не судимый, женат, дети есть. Все нормально. И все-таки чего-то жаль, словно в жизни что-то мимо прошло. Посидел еще Коля Субботин, повздыхал, потом недопитую бутылку сторожу занес, чтобы и он помянул, и отправился домой.

Макаров Андрей Викторович
Tags: крео
Subscribe

  • Post a new comment

    Error

    Anonymous comments are disabled in this journal

    default userpic

    Your reply will be screened

    Your IP address will be recorded 

  • 0 comments